Недавно вернулся с одной прелюбопытнейшей конференции. Большинство спикеров говорили на немецком языке. Но мы с коллегой общались с ними на английском, благо этот универсальный язык сейчас знают «не только лишь все, но много кто», перефразируя знаменитого классика мысли.
Здесь отмечу, что я в свою бытность студентом немецкий изучал. Но сейчас им не владею, всё знание забыто за невостребованностью в моей жизни.
Конференция была смешанная, присутствовали участники как их разных концов России, так и из германоязычных стран — Германии, Австрии, Швейцарии. Переводчики усердно работали на две аудитории — когда кто-то говорил на немецком, эту речь переводили для русскоязычных участников. Если кто-то говорил на русском, его переводили на немецкий для иностранных коллег.
И далеко не в первый раз моё внимание стало заостряться на проблеме акцента и, в частности, восприятия потока речи. У меня есть несколько наблюдений и соображений на этот счёт.
1. Говоря об «акценте», обыватель обычно подразумевает непривычный для него характер произношения слов. При этом такой средний обыватель обычно воспринимает их как «неправильно», «некорректно» произнесённые — в том, смысле, что качество произносимых слогов не соответствует неким эталонным, ожидаемым. (Откуда взялось такое ожидание — отдельный вопрос. Оно формируется внешней средой, культурной, образовательной, медиа.) Вроде как произношение англоязычного буквосочетания th как русского [з]. Вторая особенность восприятия акцента — неправильно поставленное ударение (иной француз будет произносить, например, русское имя «Мария» на свой манер как «Мария», с ударением на «я», пусть даже он и прожил в Москве десять с лишним лет).
2. У среднего обывателя (при условии, что он знает перевод употребляемых собеседником слов, понимает их изменяющиеся словоформы — спряжение, склонение, окончания и пр.) остается актуальной проблема различения отдельных слов в непрерывном потоке речи. Т.е. выделить в такой речи отдельные единицы — задача несколько затруднительная. Для кого-то эта задача затруднительная в течение короткого времени после начала речи собеседника, и позже восприятие адаптируется. Для кого-то эта задача более сложная, и даже спустя время после начала речи собеседника ему не удаётся различать отдельные слова. Как правило, это связано с отсутствием знания этих слов или словоформ в опыте воспринимающего слушателя и неспособностью выделить их в непрерывном потоке речи.
3. Эти феномены ожидаемо проявились для меня в ходе конференции.
Так, восприятие речи на немецком языке от германоязычного спикера было затруднительным, хотя я, навскидку, понимал около 30% употребляемых слов.
В частных разговорах с этими же спикерами на английском языке мне было понятно абсолютно всё, что они говорили. Не было проблем с различением в их речи отдельных слов и смысла.
Очень интересно обстояло дело с различением речи на немецком языке, которая произносилась русскоязычным переводчиком (с русского языка на немецкий для присутствующих германоязычных посетителей). Здесь я понял около 90% содержания. Да, речь была не самой сложной по смыслу, но, тем не менее, контраст меня поразил, и я начал рассуждать о причинах такой разницы в восприятии.
4. Первое, что мне бросилось «в глаза», а, вернее, «в ухо», это столь милый выговор переводчицей немецких слов с использованием вполне характерных для русского языка звуков.
Но чуть позже, всё более и более вслушиваясь в её речь, я понял, что дело не только в этом. Интонации! Переводчица говорила с интонациями, характерными для русского языка. Интонационные паттерны разделяли (пунктуировали) её речевой поток точно на такие же «кванты», нарезали на точное такие же «куски», как если бы она произносила свою речь не на немецком, а на русском языке. Ручаюсь, эта пунктуация характерными для русского языка интонационными паттернами, была непривычной для германоязычных коллег. Но для меня, русскоязычного, всё было понятно даже не смотря на то, что я знал значения не более 60-70% всех употребляемых ею слов.
5. Итак, хочу выделить те факторы, которые, на мой взгляд и слух, облегчили моё понимание упомянутой речи:
- использование звуков, характерных для русского языка;
- использование интонационных паттернов, характерных для русского языка;
- использование более простых немецких слов (более характерных для базового словарного запаса), нежели чем германоязычными собеседниками;
- активная невербальная жестовая экспрессия.
В «копилку» идей, связанных с темой этой заметки хочу добавить высказывание В.И. Даля «Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски.» Также в глубинах Метапрактика я встречал смутное упоминание Метанимуса о том, что полная языковая ассимиляция индивида происходит не когда он осваивает идеальное произношение отдельных слов, но, по всей видимости, когда он ассимилирует интонационные паттерны осваиваемого языка.
Открытым (и элегантным в своём построении) для меня остаётся вопрос о существовании характерных для конкретного языка пунктуирующих мышление интонационных паттернов. Вне зависимости от ответа на этот вопрос, можно смело констатировать: следование (pacing) путём отзеркаливания интонации собеседника есть не просто «присоединение» к нему на том же уровне, что и отзеркаливание позы. Отзеркаливание интонационного паттерна уже можно причислить к кодовому отзеркаливанию, настройке на циклы восприятия, обработки и выдачи информации у собеседника.